«По знакомым тропиночкам в космос не полетишь»

(Интервью)

Виктория Исакова при невероятной внешней хрупкости, почти хрустальности наделена огромной внутренней силой, которая позволяет ей жить в профессии насыщенно и нескучно. Она умеет ждать, хотя ей это дается очень непросто. Она умеет отказываться, хотя ей свойственна жадность до ролей: 50 фильмов за 16 лет работы в кино и 22 спектакля за то же время в театре — это не шутка! Она очень застенчива, ее никогда не бывает много, но не закрывается от людей, и ее Instagram открыт для всех желающих. Она скромна — жена известного кинорежиссера Юрия Мороза могла бы вовсю пользоваться привилегированным положением, но нет. Читая интервью Виктории, про нее можно понять довольно много: она очень откровенна, когда начинает говорить. Просто говорит не обо всем, как любой неизбалованный, некапризный, совестливый, честный и умный человек, как актриса, к которой только относительно недавно пришло признание широкой публики и которая до сих пор сомневается в себе.

— Вам скорее в тягость или в радость все те сопутствующие составляющие успеха и популярности, которые сейчас, после выхода на экраны фильма «Оттепель», на вас свалились — собственный агент, уплотнившийся график жизни, необходимость заранее проговаривать с журналистами правила визирования интервью и так далее?

— Все перечисленные сопутствующие существовали и раньше, просто сейчас все стало чуть более выпуклым. Мне это не в тягость и не в радость. Это часть работы, которую я должна выполнять, чтобы существовать в профессии так, как мне кажется правильным. Чтобы появляться на страницах газет и журналов в том виде, за который мне потом не будет стыдно. Например, я стала прописывать в договоре, что на моих фотографиях не могут убирать морщины, выбеливать зубы, белки глаз и так далее. Я не хочу выглядеть моложе, чем я есть, горжусь своим возрастом и тем, что приобрела к 37 годам, и не хочу, чтобы из меня делали гламурную куколку, которая ко мне не имеет никакого отношения. Я — это набор хороших и плохих качеств, красота, изъяны, недостатки, масса проблем, сомнений и так далее. И я совсем не готова от всего этого отказаться, чтобы кому-то показаться идеальной. А что касается известности и популярности, то я только после фильма «Оттепель» поняла, что это такое, когда тебя узнают, когда подходят и благодарят. Меня узнавали и раньше, но так, чтобы в магазине, в кафе, на улицах и с такой любовью, это только после «Оттепели». Если бы вы год назад спросили у человека на улице: «Кто такая Виктория Исакова?» — он бы вам ответил: «Не знаю». Вы бы подсказали ему: «А это актриса, которая играла в „Точке“ или „Острове“». И он бы вспомнил, наверное. После «Оттепели» все иначе. Это не значит, что я обматываюсь шарфом, выходя на улицу, и на меня кидаются прохожие. Я попрежнему могу совершенно спокойно ездить в метро, ходить в «Макдоналдс». Но после «Оттепели» я почувствовала, что такое настоящая зрительская любовь.

— И что это такое?

— Это когда заходишь в магазин, и на тебя не по-хамски кидаются: «А, привет! Мы тебя видали в телеке!» А когда люди прямо обмирают при ви-де тебя и улыбаются. Или звонят те, с кем мы в обычной жизни мало знакомы, но перед кем я преклоняюсь, и рассказывают мне про мою роль, а потом начинают говорить о себе, плакать, я плачу в ответ, и все счастливы.

— Виктория, а вам не хочется сейчас, когда вышла «Оттепель», когда такой успех, позвонить Олегу Павловичу Табакову, который вас когда-то уволил из Художественного театра с формулировкой «профнепригодна», и сказать: «Посмотрите, что я могу!»

— Формулировка была немного иной. Примерно такая: либо уходишь сама, либо уволят со штампом «профнепригодна». Но позвонить было бы круто. (Смеется.) Только боюсь, ему сейчас совсем не до меня. Кроме того, каждый режиссер и руководитель имеет право на собственное мнение. У нас же очень субъективная профессия: для кого-то я хорошая артистка, для когото нет. Кому и что я буду доказывать? Столько лет прошло, и уже глупо говорить: «Нет, вы ошиблись тогда, посмотрите, я профпригодна!» Я с удовольствием хожу в МХТ как зритель, там служит много моих друзей. Меня очень тепло встречают всегда, ведь я проработала там два сезона после окончания Школы-студии, когда Олег Николаевич Ефремов взял наш курс в театр почти целиком и сделал нас студией при МХАТ. Те два сезона были такими теплыми, нежными, основанными на любви, что их забыть невозможно. Да и потом, уже пора помнить только хорошее и вести себя как взрослый человек.

— Вы ощущаете себя взрослой?

— Совсем нет! Это большая проблема, потому что уже, конечно, пора бы. С другой стороны, может быть, это и есть самое прекрасное, что может быть, — оставаться ребенком. Но надо бы научиться закрываться и беречь энергию. Йогой, например, заниматься регулярно, а не иногда, как я. Пресс качать, что ли. (Смеется.)

— Вы в принципе организованный человек?

— Нет! Я очень много курю, употребляю алкоголь, ложусь спать в че тыре утра, а читаю вообще бесконечно и везде — с бумаги, читалки, айфона. Я в принципе не могу без книги. А вот регулярные физические нагрузки в 8 утра — это не ко мне. Но я вообще слабый человек. Не потому, что не могу встать в пять утра, — это как раз могу, если нечасто. В другом слабый: мне необходимо, чтобы меня любили. Никакой защитный слой у меня с годами так и не появился, и потребность в любви так велика, что я вообще не могу существовать в ситуации, когда меня не хотят. Поэтому стараюсь не сниматься в продюсерском кино, когда продюсеры считают, что должна играть я, а режиссер просто вынужден с этим согласиться. Я хочу, чтобы режиссер выбрал и любил именно меня: тогда у меня вырастают крылья и я все могу. Павел Семенович Лунгин мне когда-то сказал, что меня в профессию притащила именно жажда любви. Но неравнодушие — это же вообще то, что движет миром.

— Виктория, а вы можете объяснить, что это такое — быть актрисой? Вы только что сыграли актрису в «Оттепели». Вы сами актриса, вы жена режиссера — вы все должны про это знать.

— А я ничего не знаю про это. Это как каждый раз входить в реку, не зная, какой будет вода. И уж точно я не знаю, как сыграть так, чтобы понравилось публике. Иногда делаю чтото, что мне кажется запредельно трудным, а никто это в зале не видит и не ценит. А потом почти совсем ничего не делаю — боржоми, пузыречки, — а выясняется, что именно это попадает в людей и заставляет их плакать. Я не понимаю расстановку сил.

— Может быть, это потому, что спектакль — это не только вы?

— Да, конечно. Хотя мне хотелось бы, чтобы была только я! Чтобы только от меня все зависело. И если не случилось, только я за это отвечаю.

— Почему тогда у вас нет моноспектакля?

— Предложения периодически появляются, но пока сложно решиться.

— Почему?

— Трушу. Страшно. Новое всегда страшно. Но по знакомым тропиночкам в космос не полетишь. В общем, заставляю себя искать и пробовать. Может, эти пробы и выльются в какую-то моноисторию.

— А в «Женитьбе Фигаро», которую вы сейчас репетируете в Театре Пушкина с Евгением Писаревым, вы по новым тропинкам ходите?

— Стараемся. И так как у нас в спектакле собралась просто замечательная компания — Сергей Лазарев, Александра Урсуляк, Александр Арсентьев, Евгений Писарев, — то с ними, любимыми и верными товарищами, совсем нестрашно разведывать новые пути. Это в кино бывает, что вдруг попадаешь в совершенно странную компанию, в которой не то что пробовать новое, а просто находиться страшно, а тут, в родном театре, все очень позитивно. Кроме того, «Фигаро» — это такая праздничная история, легкая, светлая. Люди ведь часто приходят в театр за хорошим настроением, вот мы и будем стараться им его дать. А дарить хорошее настроение — это всегда очень приятно.

— Вы уже видели костюмы и декорации к «Фигаро»?

— Я видела эскизы, и они очень красивые. Это стилизация под исторические костюмы, но, конечно, они перекликаются с современностью.

— А перевод у вас в спектакле будет классический? Тот, который зрителям известен по спектаклю Театра сатиры?

— Да, мы только чуть-чуть что-то сокращаем, но никаких особых вольностей с текстом себе не позволяем, так что на нашего «Фигаро» можно будет как приходить с друзьями, так и приводить родителей. Это будет спектакль-праздник, на котором всем будет хорошо.

— Вы можете назвать какие-то переломные точки в профессии, роли, после которых ваша тропинка куда-то резко сворачивала и становилась другой?

— Мой дебютный спектакль «Лесная песня» — первый спектакль на профессиональной сцене, в Художественном театре. Режиссер — Роман Ефимович Козак. На этой работе я поняла, что такое режиссер, что он главный и за ним все идут в спектакле: он хозяин, он решает, он кукловод. «Откровенные полароидные снимки» Кирилла Серебренникова в Театре Пушкина — на этом спектакле я точно поняла, что нет предела возможностям. Как будто какой-то клапан внутри открывается, и каждый раз в театре случается счастье. И еще впервые почувствовала, что значит влиять на людей. Это фантастические ощущения, когда понимаешь, что сейчас будут плакать вместе с тобой и смеяться вместе с тобой. Фильм «Точка» режиссера Юрия Мороза. Когда я смотрела это кино, то понимала, что можно все сыграть, ничего не играя. «Остров» Павла Лунгина, где я сыграла одержимую бесами. Это роль, после которой я стала старше или выше, не знаю. Спектакль «Братья» режиссера Алексея Мизгирева в Гоголь-центре. На «Братьях» я поняла, что могу быть соавтором своей роли. До «Братьев» у меня все время было ощущение, что надо просто работать с очень хорошими режиссерами, которые все за меня сделают, потому что я сама не могу ничего. А тут случилось так, что я оказалась не «под», а рядом.

— Бывало, что, снимаясь в кино, вы тоже сами создавали свою роль?

— У меня было другое. Недавно я сыграла Марину Ивановну Цветаеву в фильме «Зеркала». Когда смотрела уже смонтированный материал, то не понимала, как получился этот человек, который ко мне не имеет никакого отношения. Два с половиной месяца съемочного периода оказались целой отдельной жизнью. Я экстраверт по природе: все наружу, вовне, в позитив. А тут замкнулась, практически ни с кем не общалась. Персонаж своей объемностью меня просто накрыл. И я все думала, думала про нее, как она ходит, как она курит, как говорит. Записей ведь почти нет. Есть только фотографии. Даже голоса нет. И поскольку я так много о ней думала, то она в меня пролезла довольно основательно.

— У вас бывают периоды, когда нет работы?

— Да, бывают, и часто. Смотрите, последние мои съемки закончились в октябре 2013 года. А съемки в новой картине начнутся только в конце апреля. Перерыв — около полугода. А это же целая вечность. Правда, сейчас я круглые сутки в театре. «Фигаро» в Театре имени Пушкина и в конце весны «Мученик» в Гоголь-центре. Так что скучать совсем не приходится. Вообще самое идеальное — это найти такого режиссера, которому безоговорочно веришь. Тогда будет не важно, куда за ним идти. Главное, чтобы он знал, что это направление верное. И можно бежать хоть куда — вниз, вверх, зигзагом. Сейчас я бесконечно читаю сценарии. Пытаюсь выбрать самое интересное из всего, что предлагают. Мучаюсь и радуюсь одновременно. Мучительно, что из нескольких хороших историй нужно выбрать только одну-две, и абсолютное счастье, что этот выбор есть.

— Большое количество предложений повышает финансовую независимость. Для вас это важно?

— Очень. Кроме того, мне это доставляет невероятное удовольствие: у меня совершенно потрясающая работа, а еще и деньги за нее платят!

— Вы любите тратить деньги?

— Да, но я знаю цену деньгам, потому что всегда сама их зарабатывала. Я горжусь этим и искренне считаю, что за работу должны платить деньги. И когда вижу сумму своего гонорара, то распрямляю плечи, чтобы соответствовать увиденному. Сейчас я с огромным удовольствием трачу деньги на дом, например. Про сумочки мы даже не будем говорить. Или, например, какое счастье, когда можно сказать: «Мам, а давай на выходные махнем с тобой в Париж, а?»

— Вы завидуете кому-нибудь в профессии?

— Часто смотрю какой-нибудь фильм или спектакль, который мне нравится, и думаю: «Тоже хочу туда! Тоже хочу быть к этому причастной!» Думаю, что это не зависть в чистом виде, но что-то сродни ей.

— У вас бывали ситуации, когда вы приходили и говорили режиссеру: «Возьми меня в работу»?

— Нет. Но у меня часто было, что я инициировала работу. То есть так сильно хотела работать с каким-то режиссером, что это сбывалось. Потому что, как правило, это происходит в той ситуации, когда мы с режиссером так здорово по-человечески общаемся и настолько существуем на одной волне, что общий проект как бы сам собой рождается.

— Вы часто мечтаете о чем-нибудь в профессии?

— Я мечтаю не только о профессии! Да и как можно жить, не мечтая? С этим связана только одна-единственная проблема: когда осуществляешь свою мечту, то она совершенно уже не радует. И тогда надо сразу начинать мечтать о чем-то следующем. Я мечтаю всегда, даже если ужасно уставшая прихожу домой, все равно тормошу мужа: «Юр, ну давай помечтаем! Давай сядем и поговорим о том, какие мы будем, когда это случится!» В этом смысле я все никак не вырасту. И это здорово, ведь когда мечтаешь — значит, веришь в чудеса! А я верю в чудеса.

Екатерина Антонова, Театральная афиша